Дневниковые записи монахини N.
ЭПИЗОДЫ
Воскресный вечер. Читаю вечерню и с тоской думаю, что завтра не получится толком помолиться. Вода почти закончилась, а это значит — от пяти до семи часов толкаться в очереди. Вдруг стучит в дверь соседка: еще раз воду привезли! Еще раз? Такого не бывало. Быстро подхватываюсь и бегу. Задыхаюсь, сердце из груди выскакивает — три ведра на четвертый этаж короткими перебежками — но счастлива. Как Ты милостив, Господи. На завтра я смогу избрать благую часть.
Невестка моей квартирной хозяйки живёт в станице, на подножном корму — зарплат-пенсий сейчас ни у кого нет. Пару дней назад зарезали бычка и повезли продать, но на блокпосту его реквизировали днепропетровские хлопцы в форме, на нужды освободительной армии. Голову и копыта, впрочем, отдали.
Остались от козлика рожки да ножки… раз-два… раз-два… интересно, Луганск будут освобождать по сценарию Славянска? Освободят от зданий… освободят от жителей…
Сумерки. Стою у окна. Мимо со всей мочи, но все равно небыстро громыхает подбитая машина на трех колесах и ободе. Владельцы автомобилей знают, как это больно сердцу — проехать на спущенном колесе даже несколько метров, но, видно, то, что гонит вперед этого водителя — страшнее покореженного обода.
За окном настоящая фантасмагория. Нагнало туч, по небу ходят сполохи. Раскаты грома перекликаются с грохотом канонады, а навстречу вспышкам молнии с востока разливается зарево от разбомбленного газового распределителя. На иссохшую землю так и не проливается ни капли влаги.
Часто ночью просыпаюсь от духоты и бегу к открытому окну, но вместо вожделенной прохлады через него тянет гарью. С сожалением наглухо задраиваю окно. Это не вкусный дым моего детства — костры походов, рыбалок, семейных выездов за грибами — но едкий запах разрушения и смерти.
Прошлой ночью несколько снарядов попало в «Эпицентр» (гипермаркет стройматериалов) на восточной окраине города. От него мало что осталось (см. фото), но узнала, что как раз рядом с ним можно, если повезет, поймать сигнал мобильной связи. За неделю без электричества весёлые экранчики почти у всех погасли, но у меня в дополнительном телефоне еще есть зарядка на донышке. Мысль о том, что близкие беспокоятся, не понимая, почему со мной пропала связь, мучает больше всего. Отправляюсь на окраину города (туда-обратно часа три по солнцепёку), и, добравшись, наблюдаю картину как будто из фильма о гибели цивилизации: на фоне обугленных останков гипермаркета бродят, словно лунатики, десятки людей и безнадежно кричат в трубку – алё, алё… Счастливым обладателям самой дешевой Нокьи иногда удаётся дозвониться, ну а мой смартфон умеет делать всё, кроме как ловить слабый сигнал, и за час попыток удаётся отправить только смску. И то слава Богу, хоть будут знать, что я жива.
Две недели без воды. Десять дней без электричества. Наконец сегодня пропал и газ. Жители наших домов тут же высыпали во двор, кто-то рубит сухие ветки, кто-то тащит большую кастрюлю, продукты… какой-нибудь час — и готова похлебка на всех. Куда за нами той Европе!
О себе не беспокоюсь, завтра начинается строгий Успенский пост, а от хлеба и воды, говорят, еще никто не умирал. Заодно и проверим. Жаль одного — не удастся традиционно заговеться чашечкой кофе с растительными, но все же не вполне постными сливками. А впрочем, не всегда и мы в Европе жили. Используя сложную систему подставок и самодельный масляный ночничок, грею воду в консервной банке (металл тоньше), и через часок с небольшим готов мой кофе.
К вечеру появился и газ, а мы думали — уже всё.
Нам, пожилым, ещё советский кинематограф объяснил, что «без воды и не туды, и не сюды», но это было чисто теоретическое знание. Теперь многие узнали это и на опыте. Очередь за водой приходилось занимать всё раньше, отодвигаясь в ней всё дальше: пришла в два ночи и оказалось двадцать шестой, на следующую ночь спустилась во двор в полвторого, и была девяносто третьей! Бред какой-то – не спать же во дворе! И тогда ушлый наш народ нашел решение – расписали всех по домам и подъездам, установили постоянную очередность, и придумали разливать воду одновременно и из крана, и из люка наверху бочки. Дело сразу пошло веселее, но сколько ты ее наберешь? Тридцать литров на человека в день – это много или мало? Я вам скажу: это попить-поесть, помыть посуду и слегка ополоснуться. Постирать мелочь можно, но начисто прополоскать – уже нет. Резко снижаю свои европейские гигиенические стандарты. Мою руки, лицо, ополаскиваю посуду — над ведром, потом этой водой протираю пол, а потом её же – в бачок туалета. Думая, как всегда, что я самая умная, делюсь своими открытиями с соседками. Они смеются:
- Да мы так и делаем.
Ночью снаряд попал в какую-то трубу накопительного резервуара нашего района, и оттуда хлынула вода. Еду в маршрутке по морю разливанному, воды по окна. Пассажиры чуть не плачут – так жалко драгоценную влагу, зато предприимчивые жители частного сектора высыпали на дорогу с ведрами, черпают воду и щедро поливают свои растрескавшиеся от засухи огороды.
Тринадцать дней без электричества (а, следовательно, и без всего остального). Городские власти время от времени подают надежду на его восстановление, но она гаснет так же быстро, как и загорается – с электриками, которые пытаются починить линии передачи, успешно работают украинские снайперы. По конечностям они не стреляют.
Первый день Успенского поста решили отметить усиленными обстрелами. В жилом квартале недалеко от нас разрывается снаряд, а когда собираются люди на помощь и подъезжает скорая — подбрасывают еще один. Восемнадцать человек погибает на месте, множество раненых. (Помнится, один знакомый возмущался, что резиновые пули Беркута могли даже пробить кожный покров… так вот — просто для справки — ранение здесь часто означает оторванные руки и ноги.) В тот же день на остановке погибают еще одиннадцать человек.
Пятница вечер. Второй день поста. Вожусь возле окошка на кухне, там еще хоть что-то видно. Вдруг начинается обстрел прямо по нашей улице. Так страшно свистит… впечатление, что мина сейчас залетит в окно. Забыв, что я храбрая, бегу в прихожую — а раньше всё посмеивалась над соседкой, которая там и ночует. Мина разрывается за несколько домов от нас (см. фото изрешеченных ворот), другая — в соседнем дворе — настигает мужа и жену, вышедших подышать. Настигает насмерть.
На этом фоне особенно трогательно звучит сегодняшнее заявление господина Порошенко иностранным журналистам о том, что главной заботой правительства является безопасность жителей Донбасса.
На остановке женщина рассказывает мне местный анекдот:
Странные люди эти донбассцы: ходят на работу, по магазинам, гуляют… но стоит близко подойти украинской армии, как они тут же начинают бомбить сами себя.
Три недели без связи, электричества, воды. А если в вашем доме плиты не газовые, а электрические? (Таких многоэтажек — целые кварталы) А если вы живете на девятом, лифт не работает, по многу раз в день нужно бежать в подвал, потому что начинается обстрел, а потом как-то еще и обратно забираться? А если при всем при этом вам 70+? Прибавьте еще невыносимую жару и отсутствие холодильника, и вы легко догадаетесь, что смертность среди стариков резко возросла. Умирают и просто от стресса:
- В детстве войну пережила, и вот в старости опять…, — плачет моя соседка.
Город не успевает их хоронить…
Господа романтики майдана, на чей счёт запишем этих стариков?
У местных артиллеристов сменился график. Ночью теперь относительно спокойно, (хотя где-то стреляют всегда), а часа в четыре утра начинается грохот. С неделю, как где-то по соседству установили огневую точку, бьют далеко за город (нам слышны только залпы). В доме дребезжат стекла и вибрируют стены. При каждом залпе прошу Господа, чтобы пролетело мимо цели. Если б знали ополченцы, какой тут «наводчик наоборот» завёлся, забрали бы, наверное, как диверсантку. А мне и тех, и этих жалко…
В этой войне нет правых, но, повторюсь, больше виноваты те, кто заварил эту кровавую кашу. Подчеркнуто обращаюсь всё время именно к романтикам майдана, потому что те, кто делает это по плану и за деньги, без романтиков обойтись просто не могут. Да и к ТЕМ обращаться ни смысла, ни охоты нет.
В канун Преображения город получает от заботливого господина Порошенко особенно щедрые подарки. Я рассказываю только то, что видела сама (кстати, все фотографии, которые прикрепляю, тоже сделаны мной). В два часа дня, когда на центральном рынке было еще полно народа, его начали серьезно обстреливать. Очевидцы (или ушеслышцы) насчитали двадцать три снаряда. От начавшегося страшного пожара выгорело всё. По дороге на праздничную вечернюю службу наблюдаю столб черного дыма над рынком. Захожу, как всегда, в храм мученицы Татианы — поздравить рабу Божию N., которая и в отсутствие всякого духовенства верно его стережёт, несмотря на очень реальные опасности такого служения — и скорым шагом иду дальше. Скорым, потому что очень близко стреляют. Не до прогулок, знаете ли. Выхожу на центральную улицу, прямую, как стрела, а там — ужас: летит и свистит прямо на меня. Уже не заботясь о чистоте одежды — постирать-то негде, да что уж теперь — падаю лицом вниз, благо газон рядом. Разрывается где-то за спиной, но осколки до меня не достают. Вскакиваю и бегу вперед — в слезах, соплях и молитвах. Летит еще одна — опять падаю. Ну, разлёживаться смысла нет, так и служба пройдет, так что поднимаюсь и на ватных ногах, непрерывно крестясь, все же достигаю храма.
В крипте не страшно, да и вот так умереть, в собрании верных, за праздничным богослужением… что может быть прекрасней? Но я все время оказываюсь с этой тёткой один на один, и почему-то это тяжело.
Все прихожане живут поблизости, а мне идти целый час, так что батюшка долго меня крестит и благословляет в обратный путь. Иду. Пока всё тихо. Ушам отдых, зато глазам — боль. Всего два часа прошло, но храм мученицы Татианы уже стоит весь выщербленный, без стекол. В алтаре — осколки снаряда. Начинался пожар, и моя подруга залила его из дьяконских дверей. Снаряд упал через пять минут после моего ухода, и все время, пока мы там молились, она выгребала осколки стекла и свинца. Через дом от храма — пожар. Еще через несколько домов — выщербленная стена и срезанное дерево. Вот справа цирк… (кстати, полное ощущение, что я в своем родном городе — уж эти типовые советские проекты!) Еще два часа назад в нем были какие-то стекла, а сейчас веселые афиши смотрятся гротескно на фоне пустых обугленных глазниц.
С праздником и Вас, господин Порошенко.
Рано утром выезжаю из Луганска в соседний город-спутник. Нужно получить деньги, связаться с родными, обработать и отправить свои записки. Часа два томимся в неизвестности, будет ли маршрутка (накануне не было, сильно стреляли), наконец она приходит, мы рассаживаемся, потом еще около часа ждём, пока заполнится другая. По одной они не ездят, опасно. Билет до войны стоил туда меньше семи гривен, а теперь от семидесяти до ста, за риск! И время в пути было — двадцать минут, а мы едем около двух часов – какими-то выжженными лесами, песками, буераками. Проезжаем несколько блокпостов – и тех, и других, но проверяют паспорта только у мужчин. Не вполне понятно, зачем – пометки «диверсант» или, наоборот, «сепаратист» там всё равно нет.
Выгружают нас на заставе украинской нацгвардии, где всех луганчан досматривают, проверяют документы и регистрируют. Требуют предъявить ноутбуки/мобильные телефоны, и у меня душа уходит в пятки – мой телефон забит компроматом. Прикидываюсь безвредной старушкой и тихонько отхожу в другую очередь… вроде никто не гонится.
Нацгвардейцам мой паспорт нравится. (Я потому и заехала в Украину с британским, что в июне меня здорово помучили с российским паспортом в районе Славянска. Ситуация была зеркальная — выкинули из-за руля таксиста, который меня вез, посадили в спину автоматчика и повезли в милицию выяснять личность… правда, выяснив, не извинились.)
Пышная блондинка в камуфляже всех фотографирует с открытым паспортом в руках.
- А зачем это? — спрашивает какой-то мужчина.
- Так надо. Не бойтесь.
- Я и не боюсь!
Блондинка задумчиво поводит очами и тихо, но как-то весомо роняет:
- А зря…
И я думаю, что зря.
Городишко называется странно — Счастье. Особенно парадоксально это звучит в контексте происходящего. Сутки напролет слушаю, как палят отсюда по Луганску, а за эту ночь мимо дома, где ночую, прошли две колонны тяжелой бронетехники. Три дня до великого праздника — дня независимости — а город решено взять к этой дате. Город — или что там от него останется…
Господи, только бы успеть вернуться!
По просьбе соседей звоню в N., представляюсь, расспрашиваю, как дела. Узнаю, что в городок вошла нацгвардия.
- Вчера пришли к нам в поликлинику (она медсестра), всё обыскали, да какой сейчас спирт. Тогда собрали нас вместе, спрашивают:
- Гимн Украины знаете?
- Н-нет…
- Та-а-к, будем учить. Повторяйте: «Ще не вмерла Украины ни слава, ни воля…»
- Ще не вмерла…